Как возвращали русский код в начале XX века: «последний» бал 1903 года в Зимнем дворце

Сегодня мы снова говорим о «русском коде» в моде, искусстве и архитектуре — петербургские бренды привносят в свои проекты мотивы народных орнаментов, отсылки к дореволюционной эстетике, церковному зодчеству и декоративным ремёслам. В начале XX века этот же вопрос был невероятно актуален: Россия искала свою идентичность между европейскими веяниями и собственными традициями. Бал в Зимнем дворце 1903 года стал символом этого поиска: знать облачилась в костюмы допетровской эпохи, демонстрируя обращение к корням. Разбираемся в статье, как бал в Зимнем дворце стал манифестацией стремления к национальной самобытности, почему при Александре III усилилось внимание к «русскому стилю» в архитектуре и декоративно-прикладном искусстве, и как в начале XX века эстетика прошлого превратилась в выразительный язык государственной идеологии. 

В 1881 году на престоле воцарился Александр III. В отличие от своих предшественников, он делал ставку на национальные особенности страны и сознательно стремился отойти от западноевропейских ценностей и либеральных реформ своего отца. На эту политику во многом повлияла трагическая смерть Александра II от рук народовольцев — император увидел в попытках модернизации не путь к прогрессу, а угрозу для устоев империи.
Уже в коронационных торжествах Александра III прослеживаются первые признаки нового идеологического курса. Меню было составлено исключительно из традиционных русских блюд — стерляжья уха, кулебяка, холодец, медовуха — как демонстрация верности национальной культуре и осознанного отказа от привычного французского шика. Оформление самого меню поручили художнику Виктору Васнецову, прославившемуся своими былинными героями и сказочными мотивами.

Идеи Александра III нашли отражение в архитектуре, искусстве, быте и даже в государственном этикете. Одним из ярких символов эпохи стал храм Спаса на Крови, возведенный на месте убийства Александра II. Храм построен в духе русской архитектуры XVI века, с обилием мозаик, узоров и форм, вдохновленных древнерусскими церквями.
Форма для придворных и чиновников поменялась, утвержденная при Александре III, включала в себя элементы традиционного русского костюма — широкие кушаки, стоячие воротники и отделка, напоминающая старинные узоры. 

Бал 1903 года — был не первым. Уже 25 января 1883 года знать явилась в кафтанах, широких поясках и шапках-боярках во дворец великого князя Владимира Александровича. Все гости этого бала были одеты в исторические костюмы. Единственным исключением стал Александр III, явившийся на праздник в генеральском, конно-артиллерийском мундире на новый лад

Исследователи называют этот бал «прологом» перед главным торжеством 1903 года.

В 1894 году на престол взошел Николай II. Николай II, в отличие от отца, гораздо больше ориентировался на западноевропейский стиль жизни, моду и образ правления. Он говорил по-французски в быту, охотно принимал иностранные влияния, в том числе в архитектуре (например, в оформлении царскосельских резиденций), и, хотя «русская тема» сохранялась при дворе, она всё больше превращалась в декоративный элемент, не связанный с глубокой политической стратегией. 

Идея проведения бала 1903 года в Зимнем дворце возникла во время завтрака у императрицы Александры Фёдоровны, где разгорелся спор между художником Павлом Жуковским и министром Императорского двора бароном Владимиром Фредериксом.
Темой разговора стал внешний облик русских людей до реформ Петра I. Жуковский упрекал императора в том, что тот насильственно ввёл европейскую моду и лишил русскую аристократию её самобытного облика. Фредерикс же возражал: по его мнению, в кафтанах и сафьяновых сапогах знать выглядела бы комично и напоминала бы представителей китайской культуры, чьи наряды вызывали насмешки.

Внимательно слушавшая их императрица предложила компромисс — устроить бал, на котором все участники облачатся в наряды допетровской эпохи, как дань памяти первым Романовым.
Церемония была назначена на 2 даты: 11 февраля и 13 февраля 1903 года. Местом проведения стал Эрмитажный театр, в этот вечер Шаляпин должен был спеть один акт из «Бориса Годунова» Мусоргского.

1 января 1903 года 416 представителей высшей знати получили приглашения:
«По повелению Их Императорских Величеств обер-гофмаршал имеет честь известить о приглашение Вас во вторник 11-го февраля, к 8 1/2 часам вечера, к спектаклю в Императорский Эрмитаж. Дамы и кавалеры в костюмах времени царя Алексея Михайловича». 
Мнения общества разделились. Отшить костюм старого времени стоило больших денег: шелковая камчатная ткань, сукно, расшитое золотом и серебром, меха.Около 100 человек отказалось от приглашения именно по этой причине. К счастью, Владимир Теляковский, директор Императорских театров, распорядился, чтобы костюмы шились в мастерских театров за казенный счет, а после они поступили в качестве реквизита в театры. Некоторые же приглашенные, особенно преклонного возраста, боялись выглядеть смешно в костюмах, но опасения были напрасны.

Императрица тоже проявила большой интерес к приготовлениям бала. С помощью директора музея Эрмитажа Ивана Александровича Всеволожского, представившего ей необходимую историческую информацию, она оформила свой костюм и костюм Императора.

Мужчины и женщины из высшего общества соперничали друг с другом на этом балу. Из частных коллекций специально для этого случая извлекли великолепные посохи, драгоценности и меха. Офицеры нарядились в мундиры того времени, а придворные оделись в платья, принятые при дворе царя Алексея. Великие Княгини были одеты подобно своим прародительницам, а их наряды создавались лучшими современными мастерами. 

Танцы проходили в Концертном зале Эрмитажа, где даже придворный оркестр был облачён в стилизованные древнерусские костюмы. Бал продолжался до часа ночи. Перед началом общих вальсов, кадрилей и мазурок были исполнены три специально подготовленных танца: русский, хоровод и плясовая, поставленные под руководством главного балетмейстера Аистова и при участии танцовщика Кшесинского.

По инициативе императрицы Александры Фёдоровны гостей, наряженных в исторические костюмы, запечатлели лучшие фотографы столицы: Л. Левицкий, Д. М. Асикритов, Д. С. Здобнов, Ив. Войно-Оранский, Ф. Г. Боассон, Е. Л. Мрозовская и другие. В 1904 году был издан ограниченный тираж роскошного фотоальбома, включавшего десять больших увражей. В издание вошли 21 гелиогравюра и 174 фототипии. 

У многих гостей бал и костюмы вызвали такой восторг, что они не могли расстаться с образами и появлялись на них на следующих празднествах. Некоторые оригинальные костюмы с знаменитого бала 1903 года в Зимнем дворце хранятся в коллекции Государственного Эрмитажа в Санкт-Петербурге. Часть из них находится в фондах Отдела истории русской культуры. Некоторые костюмы были переданы также в Российский этнографический музей.

Празднество вызвало большой интерес к русской старине не только среди участников бала, но и по всей России, а также за её пределами. Фотографии Левицкого пользовались огромной популярностью и активно продавались — цена одного снимка начиналась от 3 рублей. На московской ярмарке за четыре дня было выручено около 3 000 рублей. Зарубежный журнал Des Voyages посвятил балу несколько разворотов, отмечая изысканность костюмов и сравнивая их с византийскими мозаиками. А уже в 1906 году в Париже, на Осеннем салоне, прошла первая выставка русских художников, впоследствии получившая название первой из «Русских сезонов», в моду вошли элементы русского стиля.
Для многих этот бал остался в памяти как последний «русский праздник», преодолевший множество предрассудков и волн недовольства.

Художница работает в рамках проекта паблик-арта Outingsprojectspb. Знаменитые произведения искусства из мировых институций переносятся на стены Северной Пальмиры — чаще всего на заброшки и недострои. Картины не рисуются на месте, а заранее печатаются и переносятся на фасад специальным раствором.

Бал 1903 года в Зимнем дворце стал не просто светским событием, а тщательно продуманным художественным жестом, в котором прошлая Русь была воссоздана как образ, как идея и как культурное утверждение. В нём отразилось всё: и тяга к национальной самобытности, и стремление осмыслить историю как источник силы, и желание через форму прикоснуться к сути.
Спустя более ста лет эти поиски остаются актуальными. Это не просто мода на национальное: это способ говорить о себе, искать опору в прошлом, чтобы выстраивать настоящее. Как тогда — накануне перемен — через образ прошлого пытались понять, кто мы, так и сегодня обращение к историческим формам становится важным инструментом самоопределения в мире, где границы культур всё более размываются.